«ЦЕРКОВЬ ПРИЗВАНА ВЕСТИ ДИАЛОГ С МИРОМ НА УРОВНЕ СЕРДЦА». Речь митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла в Московском государственном институте международных отношений 19 февраля 2002 года
27.08.2002 · Архив 2002
Речь митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла в Московском государственном институте международных отношений
19 февраля 2002 года
Прежде всего, мне хотелось бы рассказать об учреждении, которое я возглавляю. Поскольку Отдел внешних церковных связей осуществляет всю полноту внешней деятельности Русской Православной Церкви, думаю, мой рассказ поможет вам познакомиться с различными аспектами церковной жизни, межхристианского и межрелигиозного диалога, а также церковно-государственных и церковно-общественных отношений.
Отдел внешних церковных связей был создан в 1946 году. Это было очень сложное время: только что состоялись первые контакты церковного Священноначалия с государственными руководителями, ознаменовавшие начало нового этапа в жизни Русской Церкви — подконтрольного властям существования в условиях моноидеологического, атеистического государства. Тем не менее, Церковь, едва выйдя из подполья, стала в меру своих сил развивать деятельность, направленную на взаимоотношения с внешним миром.
Под внешними связями Церкви мы понимаем не только зарубежные контакты, но и отношения со светским государством, правительственными учреждениями, средствами массовой информации, творческими союзами и различными организациями, созданными по профессиональному признаку. Одна из главных задач внешней деятельности Русской Православной Церкви заключается в развитии церковно-общественных отношений. Разумеется, в советские годы такого рода деятельность Церкви была подконтрольна государству и осуществлялась лишь в той мере, в какой это допускалось властями. С точки зрения государственной стратегии, церковно-общественная работа была нужна для внешней пропаганды. Надо было показать всему миру, что у нас есть свобода совести и мировоззренческого выбора.
Тем не менее, я погрешил бы против истины, если бы сказал, что в советское время не происходило никаких изменений в церковно-общественных отношениях. Делалось многое. Думаю, что церковная активность того времени в какой-то мере подготовила принципиальные изменения в жизни нашего общества, которые произошли в конце XX века. Поэтому, говоря о внешних церковных связях, я бы в первую очередь выделил область отношений Церкви и государства.
А для чего, собственно говоря, нужны эти отношения? Внутри религиозных общин нередко существует весьма предвзятое отношение к самой идее диалога со светским миром. Так, есть устойчивое представление о том, что “мир лежит во зле” и что зло непреодолимо, поэтому ни Церковь, ни любая другая религиозная община не имеет в себе потенциала противостоять негативным тенденциям в жизни современной человеческой цивилизации. И как реакция на неспособность противостоять этим тенденциям возникает стремление к самоизоляции: “Да пропади всё пропадом! Спасайся, малое стадо! — говорят приверженцы подобных взглядов. — Кто хочет, тот пусть и спасается, а кто не хочет — пусть погибает”. Подобная точка зрения присуща определенной части людей, в том числе некоторым православным, и имеет длинную историю.
Вспомним хотя бы старообрядческий раскол XVII века. В основе раскола лежали не только обрядовые разногласия по поводу того, сколькими перстами креститься и в какую сторону ходить вокруг церкви во время крестного хода — по солнцу или против солнца. Со временем стало ясно, что это был спор о том, какое место Церковь занимает в человеческой жизни, предназначена ли она для спасения лишь “малого стада” — узкого круга единомышленников — или у нее есть миссия по отношению к обществу, даже нерелигиозному, по отношению к погибающему миру. Мы заявляем, что деятельность Церкви не должна ограничиваться проповедью внутри религиозной общины. Движение навстречу миру является необходимой составной частью церковной жизни.
Иногда тех, кто работает на ниве внешнего служения Церкви, путают с миссионерами. Однако мы не миссионеры в общепринятом смысле этого слова. Мы — те, кто идет впереди миссионеров. Мы лицом к лицу встречаемся с обществом и государством и общими усилиями стараемся сформировать необходимые условия для развития церковно-государственных и церковно-общественных взаимоотношений, а значит, и благоприятную почву для церковной проповеди.
Помимо области внешних церковных связей в границах российского государства, мы занимаемся и собственно иностранной работой. В этом смысле наше учреждение иногда называют церковным МИДом, хотя сфера интересов Отдела внешних церковных связей гораздо шире.
Русская Православная Церковь до революции 1917 года занимала особое место в жизни государства. Это была единственная организация, которую можно было назвать инструментом гражданского общества в Российской империи, поскольку иные общественные институты не получили в ту пору должного развития. Церковь всегда представляла собой значительную общественную и духовную силу, которая оказывала влияние на жизнь государства, общества, народа. Достаточно сказать, что в свое время Церковь явилась основной государствообразующей силой. Россия сформировалась в качестве единого государства в значительной мере под влиянием религиозного фактора, потому что именно религиозная составляющая по большей части определяла контуры национального самосознания. Быть русским означало быть православным, в то время как исповедание другой веры было связано, прежде всего, с принадлежностью к другому этносу, другой культуре.
Особенно значительна роль Церкви в моменты политических и военных кризисов. Общеизвестно значение религиозного фактора в сохранении национального самосознания русских людей во время монголо-татарского ига, при формировании единого государства с центром в Москве. Только после того, как Митрополит Петр перенес кафедру Первосвятителя в Москву и заложил в Кремле Успенский кафедральный собор, этот город реально превратился в политический центр государства, вокруг которого началось собирание русских земель.
Если обратиться к истории внешней политики нашего государства, можно увидеть, что деятельность Церкви в значительной степени содействовала внешнеполитическим успехам России. Следует отметить, что наша Церковь не занималась миссионерством в заморских странах. Никогда русские миссионеры не ездили в Африку или Латинскую Америку. Миссия Русской Православной Церкви была тесно связана с землепроходством, с освоением новых земель. Когда Россия прирастала землями на Востоке, в первых рядах землепроходцев шли представители Церкви. Причем, в отличие от западных миссионеров, они никогда не обращали местных жителей в Православие с помощью силы.
Таким же образом Русская Церковь осуществляла проповедь Православия и на Аляске. Первыми на эту землю пришли православные миссионеры — монахи Валаамского монастыря. Долгое время нашей паствой на Аляске были русские люди, осуществлявшие экономическую деятельность в рамках Русско-Американской компании. Массовый переход местного населения в Православие начался после того, как люди почувствовали, что Россия не удержит Аляску. К православным священникам стали приходить коренные жители полуострова: алеуты, колоши, ненцы — с просьбой совершить над ними Таинство Крещения. Они объясняли свое решение так: “Уйдут православные русские, и придут другие, которые силой заставят нас стать христианами”.
Участие Русской Церкви в освоении новых земель было исключительно толерантным, и это способствовало распространению православной веры среди коренных жителей не только регионов Сибири и Дальнего Востока, которые стали частью России, но и Алеутских островов, Аляски, Китая, Кореи и особенно Японии. Таким образом, основная причина появления Русской Православной Церкви за государственными границами России — это миссионерская деятельность, связанная с устремлением России на Восток.
Присутствие Русской Церкви на Западе обусловлено значительным количеством русских, посещающих страны Западной Европы или проживающих там на постоянной основе. Три волны эмиграции из советской России, развитие политических, экономических связей с западными государствами в наши дни способствовали появлению крупных русских общин за пределами Российского государства. В сорока странах для окормления наших соотечественников созданы русские приходы, монастыри, епархии. Иногда к нам приходят представители местного населения, которые имеют большое желание стать православными, но главной для нас остается работа с русскими людьми. Развивая религиозные связи с русскими общинами за рубежом, мы не только духовно поддерживаем представителей нашего народа, живущих за пределами Отечества, но и способствуем сохранению в русской диаспоре родного языка и культуры.
Кроме приходов и епархий за границей существует система церковных дипломатических представительств. К примеру, в Германии есть Берлинская епархия Русской Православной Церкви во главе с архиепископом. Помимо епархии, в Дюссельдорфе существует официальное представительство Русской Православной Церкви, Глава которого ответственен за отношения с государством, обществом и церквами Германии. Подобные представительства имеют большое значение, поскольку через них осуществляются контакты с внешним миром, с религиозными общинами, со средствами массовой информации. Русская Церковь не может существовать без самостоятельных каналов связи и влияния на мировую общественность.
Кроме того, церковные представительства являются важным фактором развития добрых отношений России с теми странами, в которых они работают. Дипломаты ведут интеллектуальный, политический диалог, то есть диалог на уровне мысли, бизнесмены — на уровне желудка и кармана, а Церковь призвана осуществлять диалог на уровне сердца. Не могут быть прочными отношения между странами, если они построены только на рациональной, прагматической основе. Жители другой страны должны полюбить Россию, почувствовать, узнать ее. Только отношения, основанные на дружбе и доверии, могут выдержать испытания, связанные с политическими неудачами, с замораживанием экономических связей. Развитие культурного и духовного фактора в международных отношениях является одной из главных задач, которые стоят перед нашими церковными представительствами.
В этом смысле мы продолжаем дело наших предков. Кроме Аляски, православные священнослужители знакомили с красотой Православия и культурой России жителей Японии, Китая, других стран. Это служение в меру своих сил несут и современные церковные дипломаты, оказывая тем существенную поддержку нашему Отечеству.
Одно из наиболее важных направлений нашей деятельности — взаимоотношения с православными из других стран. Развитие братских связей с пятнадцатью Поместными Православными Церквами является приоритетом в работе нашего Отдела. Невозможно игнорировать наличие православного фактора в формировании значительного пласта человеческой культуры. Православие — это целый мир, это цивилизация, не менее значительная, чем исламская или западно-европейская. От того, как мир сегодня воспринимает эту цивилизацию, во многом будет зависеть устойчивость и стабильность будущего политического устройства.
Будет ли православная цивилизация достойно представлена в новом мироустройстве, складывающемся в ходе интеграции Европы и всеобщей глобализации? Мы задаем себе вопрос: может ли существовать культурно монополярный мир? Может ли общество в условиях глобализации основываться лишь на одной цивилизационной модели — либерально-западной, которую мы простодушно называем “цивилизацией”? Может ли весь мир быть построен по ее образцу? Может ли он быть монополярным, и не только в смысле единого полюса политической власти, как об этом с тревогой говорят наши светские дипломаты, но и в смысле глобального доминирования западной либеральной цивилизационной модели, как вопрошает об этом церковная дипломатия?
Монополярный мир — это мир, стоящий на одной ноге. Согласно законам физики, система не может быть стабильной, не находясь в состоянии баланса. Мир, построенный на основе доминирования одной цивилизационной модели, не будет устойчивым и жизнеспособным — таковы наши убеждения. В этой ситуации мы весьма заинтересованы во взаимодействии с другими Православными Церквами, чтобы в диалоге с объединяющейся Европой прозвучало слово всего православного мира, а не только Русской Церкви.
Еще одно направление нашей деятельности — отношения с исламскими организациями. Без исламской культуры невозможно представить картины будущего мира. Нельзя исключать эту великую цивилизацию из мировых процессов только потому, что она не вписывается в либеральные стандарты, на основе которых формируется в настоящее время новая модель мироустройства. В диалоге с мусульманскими странами на передний план выступает религиозный фактор, поскольку для самоидентификации исламской цивилизации определяющее значение имеет именно вероисповедание. Но кто будет вести диалог с мусульманами? Либеральные философы и правоведы или религиозные деятели? Именно поэтому мы говорим, что в контексте глобализации мировых процессов христианско-исламский диалог приобретает огромное межцивилизационное значение.
Русская Православная Церковь первой начала систематический интеллектуальный диалог с исламскими деятелями Ирана. Еще в те времена, когда Иран считался средоточием зла, когда даже таможенники с подозрением относились к тем, у кого в паспорте стояла иранская виза, мы установили отношения с этой страной на уровне религиозных деятелей. В настоящее время функционирует постоянная комиссия Иран-Россия, в рамках которой встречаются и обмениваются мнениями христианские и исламские богословы, религиозные философы, мыслители.
Уверен, что построение гармоничного многополярного мира, жизнеспособного в условиях глобализации, во многом обусловлено тем, насколько успешно будут развиваться отношения православной и исламской цивилизаций. Почему в этом контексте я говорю именно о православной цивилизации? Дело в том, что ислам и Православие культурно и исторически принадлежат Востоку. У нас очень много общего. Если вы посмотрите на одежду православного священнослужителя в Москве и одежду муллы на улицах Стамбула, то не увидите почти никакой разницы. Это хотя и простой, но очень важный пример, благодаря которому, можно понять, что между двумя религиями существует историческая и культурная общность, которую нужно использовать в диалоге с исламом. Это особенно актуально перед лицом радикального исламского фундаментализма, представляющего угрозу стабильности в мире и даже существованию человечества, поскольку нельзя гарантировать, что средства массового уничтожения, во множестве произведенные во времена “холодной войны”, не окажутся в руках фанатиков.
К сожалению, рамки выступления не позволяют подробно рассказать о взаимоотношениях Русской Православной Церкви с иудеями и буддистами, поэтому я сразу перейду к теме отношений с неправославными христианами: католиками и протестантами, а также с международными христианскими организациями. Сохранение христианских нравственных ценностей в жизни современного общества — такова, с нашей точки зрения, основная цель межхристианского диалога. Либеральную цивилизационную модель, сложившуюся в Западной Европе и Америке, многие уже называют постхристианской цивилизацией. Перед нами встают вопросы: каково место христианских ценностей в мире? Можем ли мы дать общехристианский ответ на вызовы, которое обращает к нам современное общество?
В межхристианских контактах богословские дискуссии сегодня уходят на второй план. Опыт межконфессиональных встреч показал, что преодолеть вероучительные различия между христианскими деноминациями в настоящий момент не представляется возможным, поскольку эти различия затрагивают принципиальные вопросы, связанные, в том числе, и с конфессиональной самоидентификацией. Всякая попытка сблизить богословские позиции порождает неверные толкования и подозрения.
В последние годы стало понятно, что богословский диалог на данном этапе малоперспективен. Я не верю, что в ближайшем будущем нам удастся преодолеть вероучительные разногласия с протестантами. Сомневаюсь, что в данных условиях возможен прогресс и в диалоге с Католической церковью, хотя с католиками у православных гораздо больше точек соприкосновения, чем с протестантами. Отрицательно на состояние православно-католического диалога влияет и политика Ватикана в отношении России и Украины. Поэтому следует признать, что в данных условиях наиболее перспективным является сотрудничество христиан различных конфессий в ходе выработки общехристианской позиции по основным проблемам современной цивилизации.
Итак, в сферу деятельности Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата входят отношения Церкви и современного секулярного общества в России, сотрудничество с государством, отношения с православным миром, духовное и пастырское попечение о россиянах за рубежом, взаимодействие с нехристианскими религиями, в первую очередь, с исламом, иудаизмом, буддизмом, и, наконец, сложный, но очень важный диалог с неправославными христианами, в том числе с Ватиканом, основными протестантскими конфессиями и международными христианскими организациями.
ВОПРОСЫ ПО ОКОНЧАНИИ ВЫСТУПЛЕНИЯ
— Не могли бы Вы прояснить позицию Московского Патриархата по поводу решения Ватикана об открытии епархий на территории России? Почему это решение вызвало столь резкую реакцию Русской Православной Церкви?
— Исторически Католическая церковь на территории России осуществляла пастырское попечение о национальных меньшинствах, исповедовавших католическую веру — поляках, литовцах, отчасти украинцах, немцах и французах. До 1917 года на территории Российской империи было двенадцать католических епархий, в основном, на территории Литвы и Польши, которые в то время входили в состав России. Что же касается территории нынешней Российской Федерации, следует отметить, что польские, литовские, французские, немецкие этнические приходы входили в состав двух епархий — Могилевской и Тираспольской. Могилевская епархия возглавлялась митрополитом, который довольно часто находился в Санкт-Петербурге. Тираспольский же епископ проживал в Саратове. Никаких возражений ни у Российской империи (Православие в то время было государственной религией, и религиозная политика осуществлялась правительственными чиновниками), ни у Православной Церкви такая структура не вызывала. К примеру, в Смоленске, население которого составляло 150 тысяч человек, проживало около 25 тысяч поляков. Для них в центре города был построен большой католический храм. Так было везде в местах компактного проживания паствы Католической церкви.
Когда в 1990-е годы Католическая Церковь в России начала возрождаться, это не вызвало с нашей стороны никаких возражений. В самом деле, нельзя закрывать глаза на то, что в нашей стране проживают поляки, хотя их не так много, как в дореволюционные времена, есть некоторое количество литовцев и немцев. Если в России есть католики, значит, для них должна быть налажена нормальная церковная жизнь.
Я хотел бы подчеркнуть, что, хотя советская власть не поощряла диалога Русской Церкви с Ватиканом, благодаря деятельности такого выдающегося церковного деятеля, как митрополит Ленинградский и Новгородский Никодим, моего предшественника на должности председателя Отдела, нам удалось установить очень добрые отношения с Католической церковью. 70-е годы ХХ века были временем расцвета диалога между Русской Православной и Римско-Католической Церквами, в начале 80-х годов интенсивность диалога стала уменьшаться, а в начале 90-х из-за известных событий на Украине и в России он был фактически остановлен.
В свете добрых отношений с Ватиканом Московский Патриархат доброжелательно отнесся к идее восстановления католических структур в России. Что же произошло после? Мы с удивлением стали замечать, что создаваемые католические структуры предназначены не для национальных меньшинств, составляющих паству Католической церкви в России, а для русского народа. Мы говорили католикам: “Русская Церковь не создает в Италии епархии и приходы для итальянцев, во Франции — приходы для французов. Мы не работаем с вашей паствой. Православные и католики не должны ослаблять друг друга. Не может быть конкуренции в таком деле, как проповедь слова Божия”. В ответ мы слышали, что наши опасения беспочвенны. Однако уже сегодня в Москве с русскими людьми работают десятки католических орденов и организаций. Католическое богослужение совершается, в основном, на русском языке, а значит, для русских. Есть и более вопиющие случаи. Например, российских детей возили в Польшу под предлогом реабилитации после чернобыльской аварии и склоняли там к принятию католичества.
Эти действия католической стороны привели к ухудшению наших отношений, породили множество вопросов и недоумений. Среди простых людей растет возмущение, временами протест принимает формы митингов и пикетов. Мы как пастыри должным образом реагируем на настроения нашей паствы и стремимся защитить ее от прозелитизма.
Последнее решение Ватикана повергло нас в глубочайшее недоумение. Что, собственно говоря, произошло? Наряду с Православной в России появилась поместная католическая Церковь, выражаясь православной терминологией. Апостолические администратуры были временными структурами, ориентированными на национальные меньшинства. Католики постоянно нас уверяли в отсутствии намерений обращать в свою веру традиционно православных людей, подчеркивая факт отсутствия на территории России католических епархий и правящих епископов. Епархия же всегда предполагает определенную территорию, на которой она находится. Епархиальный епископ поставляется для определенной территории, и весь народ на этой территории, является его паствой. Таким образом, создав епархии, католики заявили о своих претензиях на весь народ, проживающий на территории этих епархий. Заявляя о своем праве “проповедовать всем людям”, католические иерархи фактически подтверждают вышесказанное. При этом остается открытым вопрос о том, как эту проповедь, предполагающую обращение в католичество, а значит, наносящую ущерб свидетельству Православной Церкви, сочетать с заверениями в дружбе, готовностью вести диалог и с осуждением прозелитизма, которыми также полны заявления католических иерархов. Четыре католические епархии на территории России объединены в единую Митрополию, во главе которой стоит архиерей, возведенный в сан митрополита. Создание подобной структуры с центром в Москве имеет явно выраженную миссионерскую направленность.
В связи с этим особое удивление вызывают заявления католиков о необходимости продолжать диалог. Может быть, это происходит потому, что самоизоляция всегда вызывает у людей отрицательную реакцию, а те, кто предлагают диалог, предстают в более выгодном свете. Однако действия католической стороны свидетельствуют о том, что на этот раз диалог был принесен в жертву политике.
Ситуация развивалась следующим образом. На конец февраля 2002 года был назначен очередной тур диалога Русской Православной Церкви с Ватиканом. В Россию должен был приехать кардинал Вальтер Каспер, ответственный за межцерковные контакты в Католической церкви. В преддверие его визита втайне от Московского Патриархата подготавливается проект создания в России католических епархий, а представителей нашей Церкви ставят в известность всего за несколько дней до оглашения принятого решения. После резкой реакции, последовавшей с нашей стороны, католики предложили встретиться, чтобы обсудить сложившееся положение. Но ведь обсуждение должно было состояться до принятия решения! Зачем нужен диалог, если изменить ничего уже нельзя?
В одной из телепередач, посвященных этой проблеме, я сказал, что не могу понять политику Ватикана. С одной стороны, перед лицом глобальных проблем, связанных с вытеснением из общественной жизни христианских нравственных ценностей, православные и католики должны помогать друг другу, совместно обращаться к миру. Однако Католическая церковь ради сиюминутных интересов разрушает самою возможность совместного христианского свидетельства секуляризированному обществу.
Мы понимаем, что Католическая церковь вступила в период, который называется “концом понтификата”. Это очень сложное и в каком-то смысле опасное время, потому что кое-кто из окружения Папы, пользуясь его возрастом, пытается провести радикальные решения по отношению к православным, чтобы, возможно, в будущем списать все на престарелого Понтифика и таким образом минимизировать негативные последствия своей политики. Если это так, то перед нами роковая ошибка Ватикана.
— В последнее время в обществе активно обсуждается вопрос о смертной казни как высшей мере наказания. Скажите, пожалуйста, как к этому вопросу относится Церковь? Имеет ли она возможность и право вмешиваться в принятие данного решения, и предпринимаются ли какие-то действия в этом направлении?
— Наша позиция по данной проблеме изложена в “Основах социальной концепции Русской Православной Церкви”. Известно, что Русская Церковь до революции никогда не выступала против отмены смертной казни, но оставляла за собой право печаловаться перед властями за осужденных. Благодаря заступничеству Церкви, в течение XIX века число приведенных в исполнение смертных приговоров было столь незначительным, что можно говорить об отсутствии в Российской империи этой меры наказания.
В Священном Писании нет осуждения смертной казни. В ветхозаветные времена евреи побивали камнями тех, кто нарушал Закон. В Новом Завете, хотя Сам Христос был предан казни, Он не выступил против этого явления. Поэтому мы не можем сказать, что наличие в обществе данной меры наказания входит в противоречие с нашей верой. В то же время следует отметить, что отмена смертной казни является результатом цивилизационного развития, в котором христианство, проповедующее любовь к ближнему, в том числе и к падшему человеку, сыграло огромную роль.
Вопрос о применении данной меры наказания должен решаться обществом с учетом состояния преступности, развития правоохранительных органов и судопроизводства, отношения народа к этому вопросу. Но даже если смертная казнь не будет отменена, Церковь продолжит делать всё от нее зависящее, чтобы данная мера наказания применялась как можно реже.
— Владыко, я позволю себе задать вопрос, касающийся концепции сосуществования многих культур и религий. Получается, что Вы как представитель Русской Православной Церкви не против существования многих религий. Но Вы же прекрасно знаете, что существует только одна истинная религия — Православие. А устраняясь от миссионерской деятельности за пределами России, от обращения людей других конфессий в православную веру, Вы фактически обрекаете их на вечные муки. Что Вы можете сказать по этому поводу?
— Вы слово в слово повторили критику в мой адрес со стороны некоторых радикальных групп. В отсутствие достаточного количества времени постараюсь в нескольких словах обрисовать мою позицию. Тезис о многополярном мире не заставляет меня как епископа, как христианина ни на йоту поступиться своими убеждениями. Я верю, что Господь спасает людей в Православной Церкви, и как священнослужитель делаю всё для того, чтобы это поняли другие люди. И если в результате нашей встречи хоть у одного человека возникнут положительные чувства в отношении Церкви, я буду уверен в том, что не случайно пришел сегодня в эту аудиторию. Проповедь слова Божия — главное дело моей жизни.
Но говоря так, я прекрасно понимаю, что проповедовать сегодня глобализацию на православной основе, по меньшей мере, нереалистично. Мы выступаем против любого культурного и цивилизационного империализма и наибольшую опасность видим со стороны двух моделей — западно-либерального и радикально-исламского фундаменталистского проектов. Трагедия 11 сентября 2001 года была вызвана столкновением этих двух моделей мироустройства. Для того, чтобы эта трагедия не повторилась, строящийся миропорядок должен учитывать различные цивилизационные модели, и православная цивилизация должна внести значительный вклад в построение многополярного мира.
Еще раз повторю: говоря так, я как православный ни на минуту не отказываюсь от того, что жизнь в соответствии с нормами православной веры является спасительной, то есть дарующей человеку полноту бытия, которое здесь, в земной жизни, именуется счастьем, а за гробом — жизнью вечной.
— Неоднократно высказывалось мнение, что Православие в России — государственная религия. Не является ли это некорректным по отношению к представителям других конфессий, особенно если учесть современную религиозно-политическую обстановку?
— Только в больном воображении или в сознании людей, не знающих и не понимающих ситуации, может родиться идея государственного статуса Православной Церкви в современной России, ибо подобный статус означает включение Церкви в государственную систему, как это было до революции. В такой ситуации Церковь превращается в государственное ведомство, и, тем самым, теряет свободу. Государственные чиновники получают право распоряжаться церковными делами, а ведь и сейчас, в условиях отделения Церкви от государства, находится немало тех, кто желает навязать ей свое мнение. Если бы Церковь стала государственной, тогда Патриарха, видимо, стал бы назначать Президент или парламент. А в случае, если бы митрополит Кирилл, выступая в МГИМО, сказал что-нибудь лишнее, его могли бы пригласить “на ковер” в соответствующее государственное учреждение и сделать внушение. Неужели вы думаете, что Православная Церковь желает оказаться в таком положении?
О “государственной Церкви” обычно говорят люди, недоброжелательно относящиеся к Православию. Они обходят молчанием тот факт, что без какого-либо официального статуса Русская Православная Церковь остается основной государствообразующей силой, сформировавшей культуру и традиции нашей страны. Всем любителям религиозного плюрализма советую повнимательнее посмотреть на Кремль. Что вы там увидите? Не мечети, не синагоги, не пагоды, а православные соборы. В Ватикане стоят католические храмы, в Саудовской Аравии — мечети, в Тель-Авиве — синагоги, а у нас в центре находятся православные храмы, и это не случайно.
Нам говорят, что все конфессии должны быть равны. Но как можно уравнять 73 процента населения страны, которые заявляют о своей связи с Православной Церковью, с недавно появившейся группой сектантов из Южной Кореи или Западной Европы? Я всегда подчеркиваю разницу между понятиями равенства и равноправия. В замечательной книге Н.А.Бердяева “Философия неравенства” показаны искусственность и внутренняя противоречивость лозунга “Свобода, равенство и братство”. Представьте себе луг на опушке леса, где каждая травинка растет в меру своих сил. Одна вырастает высокой и красивой, а другая — маленькой и незаметной. Такова свобода. А равенство — на английском газоне, где все травинки одинаково подстрижены. Свобода противоречит понятию равенства. Как можно сравнить Большой театр с маленьким коллективом художественной самодеятельности? Как можно сравнить ОРТ и небольшую заводскую телекомпанию? Но почему же тогда Русская Православная Церковь непременно должна быть равна группе “трясунов”, недавно приехавших из Южной Африки?
Государство должно защищать равноправие, то есть равенство всех людей перед законом. Если выдающегося солиста Большого театра в случае конфликта с представителем маленького художественного коллектива оправдают лишь потому, что он великий певец, это будет неправильно. Если православным будут даны юридические права, которые поставят в дискриминационное положение людей неверующих или исповедующих другую религию, мы первыми выступим против этого. Нельзя играть человеческим достоинством, свободой человеческого духа, нельзя превращать государство в рай для одних и тюрьму для других.
Церковь прошла через тяжкую школу гонений. И мы говорим всем: быть православным — не означает иметь привилегии, однако не следует путать равенство и равноправие, когда речь идет о Русской Православной Церкви и о других религиях и конфессиях в России.
См. также: